Современники поэта Александра Александровича Блока и более поздние исследователи его творчества, вновь и вновь обращаясь к поэме «Двенадцать», задавались неизменным ри­торическим вопросом: «Как мог человек, воспитанный в духе дворянских традиций XIX столетия, посвятить поэму тем, кто насильственным, варварским способом эти традиции искоре­няет?» Подобное недоумение вполне объяснимо, ибо во время революции и после нее творческая интеллигенция повсемест­но воспринималась как художественный проводник идей «бур­жуев и кулаков». Да и сама революция по замыслу ее теорети­ков и практиков в своей «программе минимум» должна была привести к установлению диктатуры пролетариата, что подра­зумевало вполне однозначное отношение ко всем остальным слоям населения. Так почему же поэт-символист Александр Блок воспел в своей поэме эту революцию?

На самом деле ответ на этот вопрос Блок заложил в самой поэме «Двенадцать». Музыку революции, которую слышит поэт, он пытается передать читателю посредством стихов. Блок говорил: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слу­шайте Революцию». Революция, по мнению Блока, прекрасна! Несмотря на охватившие страну ужас и хаос, все это суть очи­щение, через которое просто необходимо пройти России. И если смотреть на поэму сквозь призму подобного восприятия событий, то уже не покажется странным, что Блок столь воодушевлено описал в «Двенадцати» сломленность старого мира. Символ торжества мира нового дается читателю сразу, без какой-либо предварительной подготовки:

 

От здания к зданию

Протянут канат.

На канате — плакат:

«Вся власть Учредительному собранию!».

 

Это торжество есть свершившийся факт. Он уже не ста­вится под сомнение ироничной интонацией или каким-либо нелепым эпитетом. И уже ему, этому факту, твердо стоящему на ногах пролетарской свободы — не той, которая «заканчива­ется там, где начинается свобода другого», а вседозволительной и анархичной, — противопоставлены бьющиеся в пред­смертных конвульсиях силуэты старого мира:

 

Старушка, как курица,

Кой-как переметнулась через сугроб.

— Ох, Матушка-Заступница!

— Ох, большевики загонят в гроб!..

 

А это кто? —Длинные волосы

И говорит вполголоса:

— Предатели!

•  Погибла Россия! —

Должно быть, писатель —

Вития...

 

Вон барыня в каракуле

К другой подвернулась:

•  Уж мы плакали, плакали...

•  Поскользнулась

И — бац — растянулась!..

 

Человеческие образы, символизирующие ломающийся на глазах старый мир, нелепы и комичны. Они, подобно кук­лам из «Театра абсурда», которых бесцеремонно дергают за нитки, заставляя совершать различные телодвижения и про­износить глупости искаженными голосами, наполняют со­бой пустоту мыльного пузыря, а их отраженные на радуж­ной выпуклой поверхности лики вызывают лишь горькую усмешку:

 

А вон и долгополый —

Сторонкой — за сугроб...

Что нынче невеселый,

Товарищ поп?

 

Помнишь, как бывало

Брюхом шел вперед

И крестом сияло

Брюхо на народ?..

 

Александр Блок, как истинный гений символизма, одним незатейливым словосочетанием продемонстрировал разверз­шуюся между противостоящими друг другу мирами бездон­ную пропасть. Именно «товарищ поп» есть символ антагони­стичности старого и нового, их полной несовместимости и жесточайшей уродливости в случайных сочетаниях, не вы­зывающей при этом ни капли жалости.

Совокупность социально-нравственных ценностей в душах и умах красногвардейцев, устами которых Блок озвучивает на­строения нового мира, соответствует представлениям о соотно­шении цели и средств для ее достижения. Если уж рушить ста­рый мир, то жестоко, кощунственно и до основания:

 

Революционный держите шаг!

Неугомонный не дремлет враг!

Товарищ, винтовку держи, не трусь!

Пальнем-ка пулей в Святую Русь —

В кондовую,

В избяную,

В толстозадую!..

 

Убийство «толстомордой Катьки», у которой «керенки есть в чулке» и которая невесть чем занята в кабаке с Ваню­шей, воспринимается отнюдь не как преступление, а напро­тив, как деяние, направленное на укрепление нового мира. Некоторое нравственное колебание Петруши, усомнившего­ся в праведности содеянного, вскоре, благодаря увещевани­ям остальных одиннадцати, переходит в фазу абсолютной уверенности в верности того пути, который они себе избра­ли. Назад дороги нет:

 

Эх, эх!

Позабавиться не грех!

 

Запирайте етажи,

Нынче будут грабежи!

 

Отмыкайте погреба —

Гуляетнынче голытьба!..

 

Финал же поэмы ставит окончательную и жирную точку в конфликте старого и нового. Появление Иисуса Христа под кровавым знаменем революции, возглавляющего стройный марш двенадцати апостолов-революционеров, стало послед­ним гвоздем в крышке гроба старого мира, окончательную и безоговорочную сломленность которого символически изоб­разил в своей поэме Александр Блок.

Конечно же, объективную оценку любым социально-по­литическим событиям может поставить только История. Слишком много воды должно утечь, прежде чем станет окон­чательно ясно, какая из двух противоборствующих сторон была наиболее близка к истине, какое из двух зол было для страны наименьшим. Вот уже почти столетие минуло с тех пор, как свершилась революция, однако единого мнения по этому поводу никогда не было и нет по сей день. Тем более нельзя найти ответ на вопрос: «Кто прав?» в поэме «Двена­дцать». Блок не ставил перед собой задачу заклеймить позо­ром «буржуев» и воздвигнуть литературный памятник про­летариям всех стран, соединившимся в едином и страстном порыве. Он обозначил труднейшую для него и его современ­ников, да и для всех, кто жил до него и будет жить после, проблему выбора: либо сгнить вместе с разлагающимися останками старого буржуазного общества, либо искрой сго­реть в безжалостном пожаре революции.